Глеб Иванович Бокий
Возраст: 144 (со дня рождения)
Возраст смерти: 58 лет
Глеб Иванович Бокий. Родился 21 июня (3 июля) 1879 года в Тифлисе — расстрелян 15 ноября 1937 года в Москве. Русский революционер, деятель советских органов государственной безопасности, один из первых сотрудников ВЧК, председатель Петроградской ЧК в период начала «красного террора». Комиссар государственной безопасности 3-го ранга (1935). В 1921-1937 годах возглавлял Спецотдел ВЧК — ОГПУ — НКВД — криптоаналитическое подразделение, занимавшееся защитой секретной информации и ведавшее вопросами шифрования и дешифрования сообщений. Куратор Соловецкого лагеря особого назначения (СЛОН).
Глеб Бокий родился 21 июня (3 июля по новому стилю) 1879 года в Тифлисе (ныне Тбилиси).
Отец — Иван Дмитриевич Бокий (1845-1897), российский ученый и преподаватель, автор учебника «Основания химии»; действительный статский советник.
Прадед — Михаил Васильевич Остроградский (1801-1861), известный русский математик.
Его предком был Федор Бокий-Печихвостский, владимирский подкоморий в Литве, который упоминается в переписке Ивана Грозного с Андреем Курбским.
Брат — Борис Бокий, ученый в области горного дела, основоположник аналитических методов проектирования рудников и шахт.
Сестра — Наталья, историк, преподавала в Сорбонне.
По воспоминаниям друзей его юности, Бокий считал себя «по происхождению украинцем», на студенческих вечеринках появлялся в украинском национальном костюме, «одетый в смушковую шапку и серую свитку, из-под которой выглядывала искусно расшитая руками друживших с ним курсисток рубашка и красный с пестрыми концами кушак».
В 1896 году окончил реальное училище в Изюме. В реальном училище он подружился с Александром Мироновым, который говорил о нем: «Глеб был очень властный, властный и жестокий. Ненавидя учителей-реакционеров, он им устраивал разные каверзы, был заводиловкой в устройстве «бенефисов» этим учителям. Но зато этот озорник был несокрушимой скалой, когда его допрашивали, и горой стоял за товарищество… Он первый притащит, бывало, в узилище запрещенные книги, первый выскажет инспектору и учителю недовольство класса каким-нибудь распоряжением начальства, первый скажет дерзость, смелую, за которую рискует карцером или исключением».
Далее вслед за старшим братом поступил в Горный институт имени императрицы Екатерины II в Петербурге, но не окончил его. Был главой «Украинской петербургской громады», участвовал в деятельности студенческих земляческих и революционных кружков.
В 1897 году Глеб вступил в Петербургский «Союз борьбы за освобождение рабочего класса», где был партийным организатором и пропагандистом. Подружился с Владимиром Лениным. Во время учебы в 1898 году старший брат пригласил его и Наталью на студенческую демонстрацию. После столкновения с полицией все трое были арестованы, а Глеб был избит. По ходатайству отца детей освободили, но больное сердце Ивана Дмитриевича не выдержало, и он скончался. После этого Борис решительно отошел от политики, а Глеб стал профессиональным революционером.
Бокий прославился тем, что вместе со студентами-забастовщиками решил сорвать экзамен, разлив в аудитории жидкость с крайне отвратительным запахом (меркаптан), за что получил от некоторых учащихся презрительное прозвище «скунс».
В юности Бокий работал гидротехником и горным инженером, а также неоднократно участвовал в экспедициях в отдаленных районах Казахстана и Сибири: согласно Татьяне Соболевой, в 1901 году Бокий участвовал в экспедиции генерала Жилинского в бассейн реки Чу в районе Петропавловска-Акмолинского. Увлекаясь археологией, он собрал средства на экспедицию, целью которой были поиски трона Чингисхана, а также принял участие в экспедиции по изучению Кунигутской пещеры под Ташкентом, где обнаружил огромный камень с таинственными записями древних племен. Также, со слов Бокия, во время путешествия в Киргизские степи его со спутниками приняли по ошибке за царских чиновников, и Бокий только чудом спас группу благодаря своей смекалке. Он согнал отару овец, после чего «устроил что-то вроде знамени», сделал пару выстрелов и двинулся вперед. Перепуганные овцы заметались, из-за чего поднялась пыль: бунтовщики разбежались, решив, что за клубами этой пыли скрывался большой карательный отряд.
Революционное подполье
С 1897 по 1917 годы Бокий был одним из руководителей петербургского большевистского подполья. Он занимал должность секретаря Петроградского комитета партии большевиков, штаб которого размещался во дворце Кшесинской, и неоднократно давал по телефону распоряжения в редакцию газеты «Правда». В годы своей революционной деятельности познакомился с Маргаритой Ямщиковой (псевдоним Ал. Алтаев), которая занималась доработкой писем для революционной газеты «Солдатская правда» (позже стала ее секретарем).
Использовал такие партийные псевдонимы, как Кузьма, Дядя и Максим Иванович.
С 1900 года — член РСДРП.
9 августа 1901 года был арестован на шахтах Криворожского общества, где работал во время летней практики: проходил обвиняемым по делу группы «Рабочее знамя». Освобожден 25 сентября, но был отдан под особый надзор полиции.
В феврале 1902 года был арестован во второй раз за участие в подготовке уличной демонстрации в Петербурге и приговорен к трем годам ссылки в Восточную Сибирь, но отказался выезжать в место ссылки, за что был арестован летом того же года в третий раз. Осенью того же года арестован в Иркутске за распространение листовок во время проведения публичной лекции, но освобожден по амнистии, оставшись при этом под надзором полиции.
В 1904-1909 годах — член Петербургского комитета РСДРП, введен туда как организатор объединенного комитета социал-демократической фракции высших учебных заведений.
В студенческие годы Бокий прославился разоблачением шпионов и провокаторов, снискав этим большую популярность в среде молодежи.
Участник Революции 1905-1907 годов в Санкт-Петербурге, участвовал в боях на баррикадах Васильевского острова. По одним данным, во время революции в Санкт-Петербурге Бокий был одним из организаторов молодежных дружин, по другим сведениям — заведовал «Малороссийской столовой», где был организован медицинский пункт под руководством Павла Мокиевского и где хранилась революционная литература. В апреле 1905 года Глеб был арестован по делу «Группы вооруженного восстания РСДРП», но через несколько месяцев амнистирован, продолжив вести партийную работу в организации Петроградской стороны как член районного комитета, создавая боевые дружины.
В декабре 1905 года Бокий был снова арестован на собрании руководителей боевых дружин района (так называемое дело Петербургской организации РСДРП «Процесс сорока четырех») и Особым присутствием Петербургской судебной палаты в 1906 году приговорен к заключению в крепости на два года и шесть месяцев с формулировкой «за участие в сообществе, которое ставит своей целью установление в России социалистического строя». Отсидел полтора года в Петропавловской крепости и был освобожден в 1907 году ввиду тяжелой болезни под денежный залог в размере 3 тысяч рублей, внесенный Мокиевским. После освобождения начал работать в социал-демократической военной организации как партийный руководитель Охтинского и Пороховского районов, после ее провала бежал из Петербурга и был арестован в июле того же года в Полтавской губернии.
С 1912 года Бокий участвовал в издании газеты «Правда», перед началом Первой мировой войны являлся секретарем Петербургского комитета. В апреле 1914 года скрылся от полиции, которая намеревалась его арестовать по делу типографии Петербургского комитета, спрятанной в Горном институте. В апреле 1915 года дважды скрывался от ареста после провала Петроградского партийного комитета. Для сохранения конспирации подпольщиков Бокий стал активно использовать шифры, которые разрабатывал и сам. У себя он хранил внешне ничем не примечательные ученические тетради, исписанные математическими формулами, однако эти формулы использовались в качестве элементов некоего «математического шифра», с помощью которых шифровались записи о подпольных делах. Ключ был известен только самому автору.
Весной 1916 года Бокий был снова арестован по делу Петроградского комитета, затем освобожден по болезни. Осенью был повторно арестован по этому же делу и снова освобожден в декабре того же года по болезни. Дешифровальщики Департамента полиции, изучив тетради Бокия, предположили, что в записанных им «формулах» скрывается шифр, но разгадать его так и не смогли. В ответ на вопросы следователей о записях «Сознайтесь, это шифр?» Бокий иронически предлагал сотрудникам полиции: «Если шифр, то расшифруйте». Тетради Бокия, однако, не сохранились до наших дней. Во избежание последующих провалов в Петрограде большевики организовали в 1915 году «группу при ЦК», членом которой стал и Бокий.
С 1897 по март 1917 годов Бокий 12 раз подвергался арестам за антигосударственные выступления (отсидел два с половиной года в Петропавловской крепости) и дважды отправлялся в ссылку. От побоев в тюрьме он приобрел травматический туберкулез, от которого его излечил врач-иммунолог Иван Манухин (по некоторым данным, для лечения Бокий употреблял собачье мясо). При этом не все полицейские, задерживавшие студентов, вызывали отвращение у Бокия: один из полицейских однажды даже предупредил Бокия об обыске, а в ходе самой процедуры проигнорировал наличие у студентов запрещенной литературы.
Благодаря освоенному в Горном институте математическому и физическому курсам Бокий обрел научные знания, которые помогали ему обеспечить работу по шифрованию и дешифрованию сообщений в революционном подполье, а опыт организаторской работы Бокия в подполье в дальнейшем сыграл важную роль в создании Спецотдела ВЧК.
С декабря 1916 года по начало 1917 года он состоял в Русском бюро ЦК РСДРП.
После падения самодержавия стал заведующим отделом сношений с провинцией при Русском бюро, с апреля 1917 по март 1918 года — секретарь Петроградского городского комитета РСДРП(б). В период VII съезда РКП(б) примыкал к «левым коммунистам».
Делегат 7 (Апрельской) Всероссийской конференции и VI съезда РСДРП(б).
Глеб Бокий был активным участником Октябрьского вооруженного восстания в Петрограде, с октября по ноябрь 1917 года — член Петроградского ВРК. В феврале — марте 1918 года — член Комитета революционной обороны Петрограда. Был активным противником заключения сепаратного мира с Германией.
Писатель Максим Горький, который вместе с Бокием и Маргаритой Ямщиковой участвовал в издании журнала «Молодая Россия», характеризовал Бокия следующими словами: «Человек из породы революционеров-большевиков, старого, несокрушимого закала».
Глеб Бокий в ВЧК — ОГПУ — НКВД
С 13 марта по 31 августа 1918 года Бокий занимал пост заместителя председателя ЧК Союза коммун Северной области, а также был заместителем председателя Петроградской ЧК Моисея Урицкого. О том, сколько и каких приговоров он подписывал за время своей деятельности на посту заместителя Урицкого, Бокий не рассказывал, но говорил, что присутствовал при расстрелах, чтобы его коллеги не обвиняли его в попытке свалить обязанности на плечи других людей. Обсуждая убийство Урицкого, он говорил, что тот ни разу не подписал ни одного смертного приговора.
Бокию приписывают организацию «красного террора» в Петрограде. В то же время, по словам А. И. Андреева, Бокий выступал против осуществления самосуда над контрреволюционерами, чем и вызвал возмущение со стороны Григория Зиновьева.
После убийства Урицкого 31 августа 1918 года Бокий возглавил обе ЧК, занимая эти посты до ноября 1918 года. С 21 ноября 1918 года — член коллегии НКВД РСФСР, был направлен в оккупированный немцами Минск для организации подполья.
С 3 января и до сентября 1919 года был начальником Особого отдела ВЧК Восточного фронта, с сентября 1919 по август 1920 года — начальник Особого отдела ВЧК Туркестанского фронта. С 8 октября 1919 года по август 1920 года — член Туркестанской комиссии ВЦИК и СНК РСФСР.
С 19 апреля по август 1920 года — полпред ВЧК при СНК РСФСР в Туркестане. Согласно показаниям бывшего сотрудника Иностранного отдела ОГПУ и перебежчика Георгия Агабекова, данным в 1930 году, Бокий был одним из организаторов «красного террора» в 1919-1920 годах в Туркестане и отличался крайней жестокостью, которая стала основой множества легенд.
С 12 июля 1921 года по февраль 1922 года Бокий был членом Коллегии ВЧК. Глеб Бокий также курировал Гохран со стороны ЧК и по поручению Ленина вел следствие по делу о хищениях из Гохрана, представив 28 мая подробный доклад со сведениями о положении в Гохране и перечнем судебных дел, а также мерами для улучшения работы и предотвращения хищений. В ходе расследования было установлено, что главным виновниками хищений являются оценщики Н. М. Пожамчи, Александров и Я. С. Шелехес. Все трое были расстреляны по приговору суда, хотя за Шелехеса неоднократно пытались заступиться многие революционеры, знавшие его семью (братья Якова, Александр, Илья и Федор были активными партийцами). Также Бокий занимался расследованием хищений в Коминтерне.
Глава Спецотдела
Согласно письму наркома иностранных дел РСФСР Георгия Чичерина Ленину от 20 августа 1920 года, советскому правительству срочно требовалось создание надежной системы шифров: несмотря на постоянные замены ключей, использовавшиеся большевиками шифры были прекрасно известны деятелям Белого движения. 12 апреля 1921 года на заседании Малого Совнаркома Бокий выступил с проектом создания в РСФСР Специального отдела при ВЧК — «центра, объединяющего и направляющего деятельность шифровальных органов различных ведомств».
5 мая 1921 года постановлением Малого Совнаркома при ВЧК под названием Специальный (шифровальный) отдел ОГПУ СССР (с июля 1934 — ГУГБ НКВД СССР). Его начальником и одновременно членом коллегии ВЧК был назначен Глеб Бокий, что было обосновано его большими познаниями в области криптографии.
Должность главы Спецотдела, которую занимал Бокий, в последующие годы неоднократно переименовывалась и носила следующие наименования:
заведующий 8-м специальным (шифровальным) отделом при Президиуме ВЧК (28 января 1921 — 6 февраля 1922);
заведующий специальным отделом ВЧК — ГПУ — ОГПУ СССР (28 января 1921 — 10 июля 1934);
член коллегии ОГПУ СССР (22 сентября 1923 — 10 июля 1934);
начальник специального отдела ГУГБ НКВД СССР (10 июля 1934 — 25 декабря 1936);
начальник 9-го (специально-секретного) отдела ГУГБ НКВД СССР (25 декабря 1936 — 16 мая 1937).
По некоторым данным, о назначении Бокия главой отдела хлопотали академик Владимир Бехтерев, сотрудник Бехтеревского института мозга Александр Барченко и начальник личной охраны Льва Троцкого Яков Блюмкин, познакомивший Бокия с первыми двумя. Барченко же стал заместителем Бокия в Спецотделе по научным исследованиям. Помимо своей деятельности во главе Спецотдела, в 1925-1926 годах Бокий был заместителем Феликса Дзержинского, занимавшего тогда должность председателя ОГПУ при СНК СССР.
С 29 ноября 1935 года Бокий — комиссар государственной безопасности 3-го ранга.
В круг ведения Спецотдела ВЧК, согласно предложению Бокия от 12 апреля 1921 года, должны были входить вопросы шифрования и дешифрования. Бокий в рамках своего предложения выделял следующие пять важных пунктов:
— научная разработка вопросов шифровального дела (изучение уже имеющихся шифров, разработка новых шифров с описанием и инструкциями по шифровальному делу, сбор архивов и литературы по шифровальному делу, составление руководств по вопросам шифрования);
— обследование и выработка систем шифров (изучение действующих систем шифров и их последующее распределение между шифрорганами);
— организация учебной части (подготовка новых специалистов в области шифрования);
— учет личного состава (распределение сотрудников по шифрорганам в зависимости от их качеств и потребности органа в работниках, чистка неблагонадежного элемента, контроль за постановкой шифровального дела в органах);
— развитие расшифровального дела (изучение способов перехвата писем, телеграмм и радиосообщений, открытие ключей к шифрам и последующая расшифровка всех сообщений, отправляемых внутренними и внешними противниками СССР).
Спецотдел ВЧК, также известный как СПЕКО, размещался в здании на Малой Лубянке и в доме № 21 на Кузнецком мосту (в помещении Народного комиссариата иностранных дел). Официальными задачами Спецотдела являлись масштабная радио- и техническая разведка, дешифровка телеграмм, разработка шифров, радиоперехват, пеленгация и выявление вражеских перехватчиков на территории СССР. Он пользовался определенной самостоятельностью при ВЧК-ОГПУ, подчиняясь не руководству органов госбезопасности, а непосредственно руководству ЦК ВКП(б), вследствие чего часто оставался вне ведомственных рамок.
Отдел Бокия специализировался на охране государственных тайн, прослушивании и расшифровки переговоров и переписки иностранных посольств в Москве: согласно показаниям все того же Агабекова, в обязанности Спецотдела входили перехват иностранных шифров и расшифровка поступающих из-за границы телеграмм, составление шифров для советских учреждений внутри и вне СССР, а также надзор за тюрьмами и местами заключения по всему СССР, для чего в Спецотделе была образована канцелярия, изготавливавшая фальшивые документы. Вся охрана государственных тайн обеспечивалась благодаря штату агентуры, следившему за порядком хранения советских документов.
Кроме того, Спецотдел занимался разработкой первых советских локаторов, пеленгаторов и передвижных отслеживающих станций, специальных телефонных аппаратов и систем прослушивания политических деятелей.
К 1933 году в Спецотделе числилось 100 человек по штату и еще 89 по секретному штату. После смерти Бокия криптографическое отделение НКВД было упразднено, и вопросами криптографии до февраля 1941 года занимались только в ГРУ ГШ, пока это отделение НКВД не было воссоздано.
Именно Глеб Бокий и его Спецотдел стали основоположниками советской и российской радиоэлектронной разведки, а Спецотдел — предшественником действующего ФАПСИ. В сентябре 1927 года по инициативе Бокия в СССР была создана «Радиопелегаторная станция № 3», которая положила начало советской военно-морской разведке.
Согласно отчету о работе Спецотдела за 1921 год, за год было введено в действие 96 различных кодов и шифров, а в телеграмме секретаря ЦИК СССР А. С. Енукидзе на имя Бокия от 2 сентября 1924 года звучала благодарность за разработку телеграфного «русского кода». Также именно Бокий организовал первую в СССР систему классификации секретной информации: летом 1923 года он разослал циркуляр о контактах секретоносителей с иностранцами, а в декабре того же года разослал в наркоматы и ведомства «Перечень вопросов, переписка по которым причисляется к секретной».
Одним из источников доходов Спецотдела, со слов Бокия на следствии в 1937 году, была продажа различным учреждениям сейфов.
Глеб Бокий и оккультизм
Еще в дореволюционные годы в круг увлечений Глеба Бокия входили восточная философия, мистика и оккультизм. Наставником Бокия в области эзотерики был врач, теософ и гипнотизер Павел Мокиевский, известный как заведующий отделом философии научно-публицистического журнала «Русское богатство» и введший Глеба в «Орден розенкрейцеров» в 1909 году, где якобы состояли Николай Рерих и Сергей Ольденбург.
Когда Глеба Бокия, создавшего под прикрытием бесплатной столовой для студентов Горного института большевистскую явку, в 1906 году в очередной раз арестовали, Мокиевский внес за него залог 3000 рублей. Несколько раз залоги за Бокия вносили также мистик Георгий Гурджиев и врач Петр Бадмаев. Евгений Шошков писал о Мокиевском, что Бокий якобы «водил с ним дружбу, не раз бывал на его сеансах гипноза и даже чему-то учился — не зря же потом в НКВД под его личным контролем существовала специальная парапсихологическая лаборатория». Также среди друзей Бокия был петроградский писатель и философ Александр Барченко, которого Бокий считал уважаемым ученым и называл «всеведающим оракулом», в то время как в «Солдатской правде» Барченко удостоился прозвища «Удод» за свою «птичью наружность» и за то, что при игре на скрипке он издавал некие «птичьи звуки».
Согласно одной из версий, в 1919 году Бокий был посвящен в масонской ложе «Единое трудовое братство», возглавляемой Барченко. Есть данные, что в 1923 году Барченко основал одноименное эзотерическое общество «Единое трудовое братство», членом которого и стал Бокий.
Бокия и Барченко познакомил бывший сотрудник Петроградской ЧК Карл Шварц, который нередко ходил в гости к Барченко. Согласно словам Барченко, в конце 1924 года к нему в гости пришел Шварц с несколькими сотрудниками ВЧК, и в ходе беседы Барченко попросил свести его с кем-нибудь из близко стоящих к руководству людей, а когда ему предложили список, то остановился на фамилии Бокия. Далее он написал письмо на имя Феликса Дзержинского, а позже вышел на связь с сотрудником Секретно-политического отдела ОГПУ Яковом Аграновым, рассказав ему «теорию о существовании замкнутого научного коллектива» в Тибете и о желании снарядить туда экспедицию — одну из задумок, которую Барченко хотел реализовать. Вскоре с помощью графолога К. К. Владимирова (с мая 1925 года он был сотрудником ОГПУ, предположительно, работая в 7-м отделении Спецотдела) он отправился в Москву и встретился с Боким. Со слов Бокия, встреча произошла в Спецотделе в конце того же года, когда Барченко нанес визит вместе с Владимировым и Шварцем, однако при других обстоятельствах: нового знакомого Бокому порекомендовали в качестве талантливого исследователя, который якобы хотел реализовать некую задумку. Шварц же рассказывал, что после встречи с Барченко на его квартире поехал в Москву, лично доставив Бокому доклад ученого о религиозном учении «Дюнхор».
Под влиянием Барченко Бокий увлекся историей масонского движения, а в разговорах с Маргаритой Ямщиковой стал утверждать, что «старые масоны» создали организацию, близкую к коммунизму по структуре и духу, но позже деградировали и занялись антикоммунистической и контрреволюционной пропагандой по всему миру. В тех же разговорах с Ямщиковой Бокий упомянул легенду о Шамбале, о которой говорил Барченко Агранову, и своем желании не только найти ее, но и заодно доказать существование в русском масонстве идей коммунизма: он говорил, что в том самом месте, где находится Шамбала, присутствует некая «народная мудрость», близкая коммунистической идеологии по сути. В то же время революционер и доктор Михаил Вечеслов, теоретик шифровального дела, утверждал, что Барченко является не более чем проходимцем и мошенником, придумавшим научный кружок и рассказывавшим всем «фантастические истины».
«Паранормальные исследования» Спецотдела Глеба Бокия
Поскольку у Спецотдела при ВЧК — ОГПУ — НКВД был высокий уровень самостоятельности, а многие его исследования и поздразделения были засекречены, среди сторонников теорий заговора обрела популярность легенда о том, что Бокий по заданию высшего партийного руководства вел некие исследования по паранормальным явлениям, восточным мистическим культам и воздействию на сознание. К работе Спецотдела привлекался в качестве эксперта по психологии и парапсихологии Александр Барченко, который руководил этнографической экспедицией в августе — ноябре 1922 года в район Ловозера и Сейдозера (командирован в январе 1921 года), а также в 1927 году побывал в Крыму с еще одной экспедицией, изучавшей «пещерные города».
По мнению ряда исследователей, при помощи Бокия Барченко организовал в Спецотделе «нейроэнергетическую» лабораторию для изучения парапсихологических феноменов, руководителем которой стал химик Евгений Гопиус. Некоторое время она находилась под крышей Московского энергетического института, а в 1934 или 1935 годах переехала в здание Всесоюзного института экспериментальной медицины, директору которого, Л. Н. Федорову, покровительствовал ученик Барченко Иван Москвин. Позже эта лаборатория стала называться нейроэнергетической.
В 1937 году НКВД конфисковало монографию Барченко «Введение в методику экспериментальных воздействий объемного энергополя», которая отчасти позволяла установить характер исследований Барченко, проведенных в 1927-1937 годах (книга уничтожена в 1939 году).
Ходили слухи, что Бокий устанавливал контакты с различными медиумами, пытаясь пользоваться их услугами для дешифровки сообщений, перехваченных ОГПУ при НКВД СССР: идеологом подобной методики дешифровки также выступал Барченко. Для изучения лиц, утверждавших о своих экстрасенсорных способностях, и проверки наличия неких паранормальных возможностей одно из подразделений службы Бокия оборудовало некую «черную комнату» в здании ОГПУ (Фуркасовский переулок, дом № 1). С подачи Барченко в Спецотделе в конце 1925 года якобы был организован небольшой оккультный кружок, куда вошли ряд ведущих сотрудников Спецотдела (упоминаются Гусев, В. Д. Цибизов, Клеменко, Филиппов, Леонов, Гопиус и Плужников). Однако первая попытка проведения занятий обернулась неудачей, и Бокию пришлось набирать в качестве учеников своих однокурсников по Горному институту.
Стенограммы встреч сохранились благодаря письмам Барченко, в которых тот пересказывал излагаемую им теорию Шамбалы, известную как теорию религиозного учения «Дюнхор».
Помимо ведения научной работы и лекций для сотрудников спецотдела, Барченко выступал в роли консультанта по парапсихологии, а также принял участие в разработке новой методики дешифровки и методики выявления лиц, склонных к криптографической работе и расшифровке кодов. В то же время ряд исследований Барченко, проведенных в сфере астрономии, никаких результатов не принес, а сам Барченко выражал недовольство тем, что занимается исследованиями небольшого масштаба и настаивал на том, чтобы «посвятить» в сущность деятельности «Единого трудового братства» высшее советское руководство. Он попытался убедить Бокия организовать ему встречу с Климентом Ворошиловым, но получил категорический отказ.
План экспедиции в Тибет
В свой книге «Красная шамбала» профессор университета Мемфиса Андрей Знаменский писал, что после Кронштадтского мятежа матросов и особенно после смерти В. И. Ленина Бокий ушел от активной политической деятельности и впал в мистицизм: по мнению Знаменского, Бокий разочаровался в том, что коммунистическая революция не изменила общество, и решил использовать элементы буддизма и оккультизм для воспитания нового поколения, ради чего даже предпринял попытку снарядить этнографическую экспедицию в Тибет с целью поиска Шамбалы.
Такие же показания при этом Бокий дал на следствии в 1937 году по делу «Единого трудового братства», отмечая, что еще после Брестского мира стал расходиться с Лениным по многим вопросам, не воспринимая всерьез ни «демагогические методы борьбы», ни НЭП. Идею экспедиции подкинул все тот же Барченко, который убедил в необходимости этой экспедиции как самого Бокия, так и его коллег по «Братству» в лице Москвина, Стомонякова и Кострикина. На одной из встреч «Братства» Барченко заявил об осуждении со своей стороны волны насилия, последовавшей в начале Октябрьской революции, и своем неприятии «диктатуры пролетариата»: по его мнению, нахождение Шамбалы могло помочь найти способ построения идеального коммунистического общества.
Одним из первых о целесообразности организации экспедиции в Тибет от Барченко узнал Яков Агранов: эта экспедиция позволила бы укрепить советское влияние в регионе, охватывающем Афганистан, Китай и Индию. Барченко же говорил Бокию, что в 1918 году встретился с представителями Монголо-Тибетской организации, которые пытались установить дипломатические отношения с Советами, но не были приняты и уехали обратно. В дальнейшем Бокий рассчитывал, что участники экспедиции после встречи с тибетцами смогут приобрести опыт духовного характера, который сможет повлиять в той или иной степени на идеологию страны.
Руководителем этой экспедиции должен был стать Барченко, а комиссаром — сотрудник ОГПУ Яков Блюмкин, который прежде получил от Барченко несколько отчетов о его исследованиях и передал их Агранову. В экспедицию также должны были войти еще несколько человек из «Единого трудового братства». ОГПУ выделили 100 тысяч рублей золотом на снаряжение всей экспедиции (столько же было выделено на советскую научную экспедицию в Тибет 1923 года под руководством П. К. Козлова). Предполагалось, что команда Барченко отправится летом 1925 года и посетит Индию, Тибет и Синьцзян: маршрут был одобрен на самых высоких инстанциях (в том числе в коллегии ОГПУ и ЦК). Изначально в маршрут должен был войти Афганистан, однако нарком иностранных дел Георгий Чичерин настоял на исключении Афганистана из маршрута, ссылаясь на то, что в британской прессе начнется антисоветская истерия в случае, если научная экспедиция появится на ее территории.
Однако в самый последний момент экспедиция сорвалась. По официальной версии, 31 июля 1925 года Бокий и Барченко встретились с Чичериным, попросив его ускорить процедуру выдачи виз. Чичерин оставил положительный отзыв на проект экспедиции в Тибет и отправил отзыв в Политбюро ЦК ВКП(б). Однако в ходе обсуждения плана экспедиции Бокий и Барченко ненароком обмолвились, что начальника иностранной разведки Мееру Трилиссеру не оповещали об экспедиции, и это привело к тому, что Чичерину пришлось отозвать свой положительный отзыв и написать на следующий день отрицательный, поставив тем самым крест на планах экспедиции Бокия. Чичерин созвонился с Трилиссером и передал ему сообщение о положительном отзыве на проект экспедиции, что вызвало возмущение последнего: тот, подключив к процессу Генриха Ягоду, потребовал от Чичерина отозвать положительный отзыв. Чичерин также установил, что его гости обратились через отдел виз Народного комиссариата иностранных дел в афганское посольство и объявили, что готовят экспедицию, едущую от ВСНХ СССР.
К срыву экспедиции мог иметь отношение Яков Блюмкин, который мечтал сам попасть в Тибет, ради чего попросту «стравил» Отдел иностранной разведки и Народный комиссариат иностранных дел, доказывая каждой из сторон свою лояльность: Барченко изначально выступал против включения Блюмкина в группу, припоминая ему убийство германского посла графа Мирбаха.
Согласно воспоминаниям Маргариты Ямщиковой, Бокий обвинял Блюмкина в том, что он раскрыл Карлу Радеку планы экспедиции и высказал свои сомнения в ее успехе, отчасти связанные с его идейной преданностью Троцкому и желанию сбежать из страны. Сам же Блюмкин, по мнению ряда авторов, все же сумел тайно выехать за границу и присоединиться к экспедиции Николая Рериха, однако документальных подтверждений или каких-либо серьезных свидетельств этому нет (официально с 1926 года он был легальным резидентом ИНО ОГПУ в Монгольской Республике и на части территорий Китайской Республики). Тем не менее, Бокий и Барченко не опустили руки, продолжив попытки снаряжения экспедиции в Тибет. Феликс Дзержинский обещал Бокию оказать посильную помощь, однако смерть Дзержинского поставила крест на последующих планах: его преемник на посту главы ОГПУ, Вячеслав Менжинский, в планы Барченко и Бокия не был посвящен.
Но документальные свидетельства или достаточно внятные подтверждения того, что Бокий организовал в Спецотделе какие-либо лаборатории по исследованиям аномальных явлений, отсутствуют. Отчасти это подтверждал сам Бокий, который жаловался на то, что Барченко лишь выдавал ГПУ имена контрреволюционных деятелей и антисоветчиков, однако не упомянул ни одного реального изобретения, которое могло бы использовать ГПУ. Сторонники теорий заговора утверждают, что часть засекреченных наработок Бокия по неизвестной причине (возможно, в связи с перепиской Барченко с профессором Карлом Хаусхофером) попала в Германию, где ими заинтересовались в «Аненербе». По просьбе последних абвер занялся во время Великой Отечественной войны поисками членов Специального отдела, пытаясь перевербовать их и заполучить от них документы из Спецотдела в обмен на баснословные по тем временам деньги.
Утверждения об попытке Бокия организовать экспедицию в Тибет с целью поиска Шамбалы подвергаются критике. Большая часть заявлений об интересе Бокия к мистике и оккультизму исходит из его показаний, которые тот давал в 1937 году на следствии по делу о контрреволюционной деятельности «Единого трудового братства». В качестве основного источника влияния Бокий называл именно Александра Барченко, который пропагандировал так называемую «теорию Дюнхор» о существовании в доисторические времена некоего высокоразвитого общества. Оно якобы было построено на базе коммунистической идеологии и превосходило в культурном и научно-техническом планах последующие мировые цивилизации, но якобы было уничтожено в результате геологических катаклизмов, а его остатки сохранились в труднодоступных районах Тибета. Эти и иные показания (например, вступление в «Орден розенкрейцеров» в 1909 году) могли быть выбиты следователями из Бокия.
Куратор Соловецкого лагеря особого назначения
Глеб Бокий известен как один из основателей системы ГУЛАГа и как куратор Соловецкого лагеря особого назначения (СЛОН), став вдохновителем и разработчиком идеи подобного лагеря: изначально туда планировалось ссылать представителей интеллигенции, которые не занимались политической борьбой, но были к этому способны, и изолировать их там. Однако в связи с необходимостью содержания лагеря потребовалось привлекать осужденных на принудительные физические работы: им запрещалось изначально этим заниматься, и для этого в СЛОН стали ссылать обыкновенных уголовников, над которыми командирами ставились военачальники, занимавшие командирские посты в Белой или Красной армиях, но имевшие судимости.
Пароход Соловецкого монастыря «Архистратиг Михаил» (по версии Бориса Ширяева — «Святой Савватий»), переименованный руководством Соловецкого лагеря особого назначения (СЛОН) в «Глеб Бокий», служил для доставки в Соловецкий лагерь новых заключенных, а также и продовольствия: этот пароход ходил от кемской пристани «Рабочеостровск» к Соловкам. На этом пароходе приезжал на Соловки и сам Глеб Бокий, однако появлялся в лагере он очень редко, осуществляя большую часть своей работы в Москве. О пароходе и человеке, в честь которого и было названо судно, была сложена сатирическая песня:
Ура! «Параша» извещает:
Проветрить соловецкий склеп,
На той неделе приезжает
На «Глебе Боком» — Бокий Глеб!
Эта сатирическая песня нередко переделывалась заключенными на разные лады и не была единственной о Бокии: заключенные писали юмористические стихи о «тройке ГПУ», в которую входил Бокий, и те публиковались в журналах «Слон» и «Соловецкие острова», а само начальство никоим образом не выступало против подобного «творчества».
За время своей работы на посту куратора Бокий поддержал идею хозяйственно-организационной системы исправительно-трудового использования заключенных, которую при поддержке начальника управления лагерей Ф. И. Эйхманса разработал бывший заключенный Н. А. Френкель, начальник ЭПО ЭКЧ с 1926 года. К 1928 году нападки на Френкеля как бывшего заключенного, руководившего отделом, усилились в связи с его подходом собственника-коммерсанта, а не советского общественника, хотя его роль в развитии Соловецкого хозяйства не отрицалась никоим образом. Последующие претензии партийной ячейки к Френкелю с желанием постепенно сместить с руководящих должностей заключенных-контрреволюционеров, заменив их на «безработных товарищей» из членов партии, привели к проведению 5 апреля 1929 г. специального совещания членов ВКП(б) СЛОН ОГПУ с участием заведующего спецотделом ОГПУ Г. И. Бокия, представителей прокуратуры г. Кемь, соловецкой парторганизации и парторганизации лагеря. На нем Г. И. Бокий поддержал стратегию развития лагерей, предложенную Н. А. Френкелем, объявив, что Френкель является не контрреволюционером, а секретным сотрудником ОГПУ. В итоге он запретил парторганизации вмешиваться в оперативную работу производства, «потому что хозяйственные дела лагерей тоже очень часто бывают секретные».
Помимо этого, Бокий приглашался на заседания Комиссии для определения условий использования труда заключенных. Так, он присутствовал на заседании 15 мая 1929 года, заявив о готовности ОГПУ взять на себя строительство шоссейной дороги на Ухту и железной дороги Котлас — Усть-Сысольск, которыми изначально должен был заниматься НКПС, и привлечь к этому заключенных. Также 9 января 1929 года Бокий получил от геологов А. А. Чернова и А. Ф. Лебедева доклад об углях и нефти Печорского бассейна: предполагается, что мнение Бокия могло повлиять на отправку экспедиции на реку Ухта, и не только начало последующих разведочных работ на нефть и уголь, но и строительство исправительно-трудового лагеря в этом районе.
Сидевший в Соловецком лагере академик Дмитрий Лихачев говорил о Бокии как о «людоеде» — главном в тройке ОГПУ, «которая приговаривала людей к срокам или расстрелам». Согласно Виктору Брачеву, принятый в масонскую ложу Бокий, по иронии судьбы, стал сам заниматься «изучением структуры и идейных течений масонства», а также входил во все коллегии ОГПУ, которые рассматривали уголовные дела масонских организаций и выносили по ним приговоры.
Бокий был делегатом XV-XVII съездов ВКП(б), избирался кандидатом в члены и становился членом ВЦИК РСФСР со 2-го по 12-й созывы и ЦИК СССР 1-го и 2-го созывов, а также являлся членом коллегии НКВД РСФСР (27 сентября 1923 — декабрь 1930) и членом Верховного суда СССР (до 16 мая 1937 года), входил в тройку ГПУ Бокий — Вуль — Васильев.
Бокий характеризовался многими как находчивый и остроумный человек, умевший отвечать на каверзные вопросы и сам умевший разыгрывать коллег. Он рассказывал, что летом 1922 года поспорил с Максимом Литвиновым на бутылку французского коньяка, что сможет выкрасть из сейфа в Наркомате иностранных дел документы, и сделал это, несмотря на присутствие часового: Литвинов эту шутку не оценил и пожаловался Ленину на выходку Бокия. В другом случае Генрих Ягода, отдыхавший с женой сына Максима Горького на теплоходе, стал отправлять шифровки с просьбой прислать «еще ящик водки»: Бокий, расшифровавший сообщения и установивший местонахождение передатчика, шутки ради перенаправил все шифровки в Особый отдел, и его сотрудники позже добрались до теплохода, затребовав от Ягоды объяснений.
По словам Маргариты Ямщиковой, Глеб Бокий также очень тепло относился к Феликсу Дзержинскому как соратнику по революционной борьбе и очень тяжело переживал его смерть, не скрывая слез: одна из дочерей Глеба рассказывала, что точно так же он реагировал и на смерть Владимира Ленина. Бокий также отличался обаянием и даже дружил с известным певцом Федором Шаляпиным, храня дома все пластинки Шаляпина: тот достаточно лестно высказывался про Бокия.
В его рабочем кабинете был стол с сапожными инструментами (Бокий умел ремонтировать обувь). Сам Глеб никогда никому не пожимал руки и всегда отказывался от привилегий типа дачи или курортов, проживая в небольшой трехкомнатной квартире с семьей; с группой сотрудников он арендовал дачу под Москвой в Кучино, а на лето снимал у некоего турка дом в деревне Махинджаури недалеко от Батуми. В то же время он не вел аскетической жизни: в шумных застольях не участвовал, но прислушивался к ним и никого не стеснял. Бокий выступал против культивировавшихся фактов личной преданности, подобострастности и угодничества начальству.
Лев Троцкий вызывал у Бокия особую неприязнь и ненависть: Глеб утверждал, что «уехать в чужую страну и поносить там свою… могут делать только подлецы». В то же время отношения Бокия со Сталиным были крайне напряженными, несмотря на давнее знакомство: уже с середины 1920-х годов Бокий стал занимать антисталинскую позицию.
Арест и расстрел
16 мая (по другим данным, 7 июня) 1937 года Бокий, занимавший пост начальника сводного отдела 4-го управления НКВД, был арестован при исполнении служебных обязанностей — без ордера, по устному распоряжению Наркома внутренних дел СССР Николая Ежова, прямо в здании НКВД СССР на Лубянке. Арест был произведен заместителем Ежова, комиссаром государственной безопасности 2-го ранга Л. Н. Бельским.
Согласно официальному обвинению, Бокия обвиняли в принадлежности к контрреволюционной масонской организации «Единое трудовое братство», занимавшейся шпионажем в пользу одного из иностранных государств (подразумевается, что речь шла о Великобритании), а также в руководстве антисоветским спиритическим кружком, который якобы устраивал тайные сеансы «предсказания будущего»: это обвинение стало известно как «дело Барченко». После ареста в кабинете Бокия провели обыск в присутствии Ежова. Писательница Маргарита Ямщикова уверенно утверждала, что Бокия и его подчиненных оговорил Александр Барченко. По доносу Барченко также были арестованы действовавший секретарь Глеба Бокия А. Д. Чурган, бывший секретарь Бокия Леонов, заместитель Бокия по Спецотделу ГУГБ НКВД СССР майор ГБ Федор Иванович Эйхманс и еще несколько человек. Однако разгром «Единого трудового братства» начался 22 мая с ареста именно самого Александра Барченко, а далее последовали задержания еще ряда соратников оккультиста: 26 мая была арестована Л. Н. Шишелова-Маркова, 7 июня — А. А. Кондиайн, 2 июля — К. Ф. Шварц, 8 июля — В. Н. Ковалев.
По другой версии, на одной из встреч Ежов потребовал предоставить от Бокия компромат на некоторых партийных функционеров и членов ЦК, но получил отказ. Бокий в ответ на слова Ежова о том, что это был приказ Сталина, иронично заметил, что на пост главы Спецотдела ВЧК его назначал не Сталин, а Ленин. Якобы Бокий входил в число тех, кто был осведомлен о существовании некоего секретного досье («черной книги НКВД») с компрометирующими материалами на многих видных партийных и общественных деятелей, начиная от Сталина и заканчивая И. Э. Бабелем: это могло стать поводом для устранения Бокия как неугодного партии лица.
Бокия, Барченко и их друзей обвиняли в том, что они работали на некий религиозно-политический центр «Шамбала-Дюнхор», находившийся в неизвестном районе Британской Индии: центр якобы пытался использовать членов «Единого трудового братства» для воздействия на высшее советское руководство и убеждения его проводить выгодную Великобритании внешнюю политику. Также всех обвинили в сборе секретных сведений и подготовке серии терактов против политического руководства СССР: Бокий, Шварц и Кондиайн якобы должны были организовать одно из покушений на Сталина, обстреляв его лодку на озере Рица летом.
На первом допросе, который вел с 17 по 18 мая 1937 года Л. Н. Бельский, Бокий рассказывал, что увлекся мистическими идеями после смерти Ленина, поскольку его уже не интересовала борьба против троцкистов и зиновьевцев, а под влиянием Барченко еще сильнее заинтересовался мистикой и оккультизмом.
Бокий отрицал, что получал от Барченко какие-либо прямые задания по шпионажу, но подтверждал, что «помогал» ему вести шпионскую деятельность. 15 августа 1937 года на допросе, который вел старший лейтенант ГБ Э. А. Али-Кутебаров, Бокий «признался» в поддержке постоянной и тесной связи с Л. Д. Троцким — якобы через его эмиссаров во время пребывания Троцкого в Европе и через специальную радиостанцию на даче после высылки Троцкого в Мексику. Бокий также заявил, что все послания якобы передавались через некую радиостанцию абвера, все переговоры были связаны с подготовкой террористического акта против Сталина, а исполнителем должен был стать Евгений Гопиус — химик, сотрудник 9-го отдела ГУГБ НКВД СССР, проводивший исследования в области осуществления взрыва на расстоянии некими «невидимыми лучами» и изготавливавший взрывчатые вещества в некоей пиротехнической лаборатории на подмосковной даче (расстрелян в «особом порядке» в декабре 1937-го, реабилитирован посмертно). Покушение якобы должно было состояться на озере Рица.
Имя Глеба Бокия было включено в Сталинский расстрельный список, датированный 1 ноября 1937 года (№ 6, под грифом «Бывшие работники НКВД»), однако И. В. Сталин перед утверждением вычеркнул его фамилию из списка. Повторно Бокий приговорен к расстрелу Сталиным, В. М. Молотовым, Л. М. Кагановичем и К. Е. Ворошиловым 13 ноября 1937 года, когда имя Бокия было включено в Сталинский расстрельный список (№ 6, под грифом «Москва-Центр, бывшие сотрудники НКВД, 1-я категория»).
15 ноября 1937 года заместитель Н. И. Ежова, комиссар государственной безопасности 2-го ранга Л. Н. Бельский подписал постановление «Об окончании следствия», согласно которому все преступления, инкриминируемые Бокию, подлежали решению «Особой тройки НКВД». В тот же день тройка признала Бокия виновным и приговорила его к высшей мере наказания в «особом порядке»; приговор привели в этот же день.
Глеб Бокий был расстрелян в один день с рядом известных сотрудников ВЧК — ГПУ — НКВД (И. И. Сосновский, В. А. Стырне, П. Г. Рудь, М. К. Александровский, Р. И. Аустрин, И. М. Блат, Н. М. Райский, А. П. Шийрон и др.). Место захоронения — могила невостребованных прахов № 1 крематория Донского кладбища в Москве. После расстрела документация 9-го отдела ГУГБ НКВД СССР (в том числе наработки из лабораторий) получила грифы более высокой секретности и была отправлена в архивы НКВД, другая часть документов Спецотдела исчезла после смерти Сталина. Не избежал высшей меры наказания ни сам Барченко, расстрелянный 25 апреля 1938 года, ни члены «Единого трудового братства»: К. Ф. Шварц был расстрелян в сентябре 1937 года, И. М. Москвин — 21 ноября 1937 года, В. Н. Королев — 26 декабря 1937 года, Л. Н. Шишелова-Маркова — 30 декабря 1937 года. Подавляющая часть документов Барченко от писем до его монографии, согласно заявлению Центрального архива ФСБ РФ, были уничтожены в 1939 году.
27 июня 1956 года решением ВКВС СССР обвинительный приговор Бокию был отменен, уголовное дело было прекращено за отсутствием состава преступления, а Бокий был посмертно реабилитирован. 20 февраля 1961 года семье Глеба Ивановича Бокия была назначена персональная пенсия.
Личная жизнь Глеба Бокия:
Первая жена — Софья Александровна Доллер (1887 г.р.), дочь революционеров-народников Александра Ивановича Доллера (1860 — 16 мая 1893) и Софьи Наумовны Шехтер (1856-1920), курсистка, член РКП(б). Глеб и Софья были в браке с июля 1905 года и развелись в 1919 году, позже Софья вышла замуж за ответственного работника ЦК ВКП(б) и КПК, однокурсника Бокия по Горному институту Ивана Москвина.
У них родились дочери Елена и Оксана. Старшая дочь Елена осталась с отцом, младшую Оксану удочерил Москвин.
Глеб Бокий был особенно сильно привязан к своей дочери Елене, не расставаясь во время работы: он научил ее работать с печатной машинкой, и она фактически стала его помощницей, присутствуя на разборе многих дел в ВЧК. Отчасти необходимость помогать отцу с ранних лет в его профессиональной деятельности привела к тому, что у Елены сложился недоверчивый и замкнутый характер. В то же время, когда Оксана тяжело болела (у нее был диагностирован диабет), Елена ухаживала за ней.
Иван Москвин был арестован, осужден по Сталинскому списку приговором ВКВС СССР и расстрелян 27 ноября 1937 года, похоронен в той же «могиле невостребованных прахов» №1 крематория Донского кладбища, что и сам Бокий. Софья Доллер, занимавшая пост начальника отдела культмедсети «Главзолота» НК тяжелой промышленности СССР, была арестована 15 июня 1937 года, 28 марта 1938 года внесена в список «Москва-центр» по 1-й категории («за» Сталин, Молотов, Каганович, Жданов, Ворошилов), а 8 апреля 1938 года признана виновной в «участии в контрреволюционной террористической организации и в шпионаже» и в тот же день по приговору ВКВС СССР была расстреляна. Место захоронения — спецобъект НКВД «Коммунарка». Изначально Военная коллегия утверждала, что Софья скончалась в лагерях 12 сентября 1942 года. Реабилитирована посмертно 11 июля 1956 года определением ВКВС СССР.
Дочь Оксана была замужем за писателем Львом Разгоном, сотрудником Спецотдела ОГПУ. Обоих репрессировали, обвинив в контрреволюционной деятельности на основании доносов. Оксана получила 8 лет тюрьмы: хотя у нее был диагностирован диабет, ее лишили права получать инсулин, вследствие чего в октябре 1938 года она впала в кому и скончалась на пересылке Вогваздино, на пути в коми-пермяцкий ИТЛ. Дочь Оксаны и Льва, Наталья Львовна Разгон (ноябрь 1936 — 24 апреля 2011) после гибели матери и ареста отца была отдана на воспитание бабушке по отцовской линии; проживала в особняке в Замоскворечье, позже встретила освобожденного из лагерей отца. Получила образование лингвиста.
Дочь Елена также была репрессирована и получила 8 лет тюрьмы, отбыв наказание в Устьвымлаге и в Башкирии. Согласно письму от Ал. Алтаева к Елене Стасовой от 2 апреля 1956 года, Елена провела 18 лет в ссылке, а после смерти Сталина и своего освобождения работала машинисткой в тресте. Изначально ВКВС СССР сообщил ей, что Глеб Бокий был отправлен в места лишения свободы и умер 24 мая 1941 года, отбывая наказание; в КГБ СССР ей заявили о том, что Бокий скончался 8 сентября 1940 года от паралича сердца. Позже Елена, узнавшая о судьбе отца, добилась полной судебной реабилитации родителей, отчима и сестры (умерла спустя некоторое время после реабилитации всей семьи).
Вторая жена — Елена Алексеевна Добрякова (1909-1956), работавшая в Спецотделе НКВД.
У них в 1936 году родилась дочь Алла. Сын Аллы, Глеб Бокий-младший (1970-1994) был бизнесменом и президентом «Торгово-промышленной группы «БСГ»», 1 апреля 1994 года погиб в результате вооруженного нападения, совершенного Вадимом Герасимовым и Дмитрием Орловым.
У Глеба Бокия также был племянник Георгий (сын его брата Бориса), ставший членом-корреспондентом Академии наук и сотрудником ФИАН: некоторое время после смерти отца Георгий жил у Глеба.
Награды Глеба Бокия:
— Орден Красного Знамени (8 апреля 1923);
— знак «Почетный работник ВЧК — ГПУ (V)» № 7 (1923);
— знак «Почетный работник ВЧК — ГПУ (XV)» (20 декабря 1932).
Образ Глеба Бокия в литературе:
Автор Булгаковской энциклопедии Борис Соколов утверждал, что именно Глеб Бокий стал прототипом Воланда из романа «Мастер и Маргарита», а описанный Булгаковым «Великий бал у сатаны» в Нехорошей квартире являлся ничем иным как иносказательным описанием пьяных оргий, устраиваемых Бокием в Кучино. О подобных скандалах Булгакову также якобы рассказывал Андрей Белый. Согласно показаниям бывшего начальника 2-го отделения Спецотдела Н. Я. Клименкова от 1937 года, в 1920-1921 годах Бокий создал так называемую «дачную коммуну» в Кучино, где по выходным устраивал неоднократно громогласные попойки, сопряженные с хулиганскими выходками, массовыми драками и оргиями. В оргиях участвовали все приглашенные женщины, начиная от жен участников встреч коммуны и заканчивая обычными проститутками, а в некоторых оргиях даже были замечены обе дочери Бокия от первого брака. Каждый участник платил по 10 % отчислений зарплаты в фонд коммуны на ее содержание. О скандальных выходках стало известно к 1925 году: в Кучино даже имели место несколько самоубийств на почве ревности к своим женам (так, свели счеты бывший начальник технического отделения Евстафьев, некто Майоров и помощник начальника 5-го отделения Спецотдела ВЧК — ГПУ — НКВД Баринов). Лев Разгон обвинял авторов этих заявлений в клевете и даже избивал их при встрече, однако показания Клименкова подтверждала Евдокия Карцева, хорошо знавшая Бокия.
Глеб Бокий является персонажем ряда художественных произведений, посвященных как его разведывательной и контрразведывательной деятельности на посту главы Спецотдела, так и его связи с мистикой и оккультизмом (произведения в жанре фолк-хистори):
— роман «Бриллианты для диктатуры пролетариата» Юлиана Семенова (первый в серии о советском разведчике Владимирове-Исаеве-Штирлице);
— серия романов Полины Дашковой «Источник счастья» (появляется в книге «Небо над бездной»);
— серия романов Анастасии Новых «Исконный Шамбалы» (в том числе книга «Сэнсэй»);
— книга Андрея Лазарчука «Штурмфогель» (автор приписывает Глебу Бокию попытку захвата власти в СССР);
— книга Бориса Ширяева «Неугасимая лампада»;
— роман Захара Прилепина «Обитель»;
— роман Марии Абазы «Тучка золотая» (как прообраз главного героя);
— Глеб Бокий упоминается в произведении Михаила Никонова-Смородина «Красная каторга: записки соловчанина», рассказе «Каматта-нэ!» сборника мистических рассказов «НКВД: Война с неведомым» Александра Бушкова (человек, на которого похож герой рассказа) и романе Александра Солженицына «Архипелаг ГУЛАГ» (автор называл Бокия «председателем московской тройки ОГПУ, молодым недоучкой»). Также он фигурирует в книгах В. Брычкиной «Герои Октября» и Татьяны Алексеевой и Николая Матвеева (псевдоним Нины Берковой) «Доверено защищать революцию: о Г. И. Бокии», в которых, однако, не описываются последние годы его жизни и обстоятельства ареста и казни.
Образ Глеба Бокия в кино:
1975 — «Бриллианты для диктатуры пролетариата» в роли Глеба Бокия актер Сергей Жирнов;
2009 — «Исаев» в роли Глеба Бокия актер Александр Мезенцев;
Александр Мезенцев в роли Глеба Бокия
2010 — «Энигма» в роли Глеба Бокия актер Антон Голышев;
2017 — «Охота на дьявола» в роли Глеба Бокия актер Евгений Стычкин.
Евгений Стычкин в роли Глеба Бокия
последнее обновление информации: 20.04.2023
